Мстислав Добужинский нашел вдохновение в Петербурге, как другие художники нашли его в образе любимой женщины или вере в нерушимость патриотизма. Этот крупный, сумеречный, густонаселенный город стал главной темой основных произведений мастера.
Художественные пейзажи Добужинского не существуют сами по себе. Их пронизывает ощущение безысходности и бездуховности настоящего. В каждой картине — предчувствие будущих потрясений и величия грядущей революции.
От братьев по «Миру искусства» художника отличало нежелание прятаться в прошлом. Они искали гармонию красок и темы для сюжетов в литературе и мифах, он превращал в искусство окружающие предметы. Его притягивало все новое, что принес с собой новый век.
Петербург Добужинского был городом глухих окраин и странных задворок, которые опоясывают любимые гостями Северной столицы великолепные площади и архитектурные ансамбли. Короткие передышки есть в идиллических картинках уголков города, близких человеку, добрых к нему («Домик в Петербурге», «Старый домик»), но их мы видим лишь в моментах,оставшихся в прошлом.
В современности художник замечает мрачный надлом, который легко проследить по меняющим свой облик улицам и переулкам. Они насмехаются над недавней гармонией «града Петра». Этим темам посвящены картины «Окно парикмахерской», «Гримасы города».
Еще более зловещим местом, городом-человекоубийцей выглядит Петербург в сатирическом полотне Мстислава Добужинского «Октябрьская идиллия». Мы видим безлюдный переулок, царский манифест, повлекший за собой столь противоречивые события, а под этим злополучным листом — кровь, пятном стекающую с камней на асфальт. В зоне видимости потерянные владельцами и потерявшие владельцев — ничья уже галоша, очки, растоптанная кукла.
Реалистичные картины 1905-го сменяются к 1910-му мистическими, где город вырастает из реального и видимого до «Города-спрута». К этой картине примыкают «Безмолвие», полотна из цикла «Городские сны». Петербург этого времени, замерший перед новыми революционными этапами, грозит одним смертью, а другим потерей собственной души, которая готовится стать пустой, марионеточной.
К пейзажам Добужинского примыкает портрет «Человек в очках», на котором изображено лицо совершенно реальное — поэт и критик, писавший под псевдонимом Конст. Эрберг. Вместе с тем картина стала портретом города, глухого к чужим мыслям и чувствам. Изображенный на холсте человек — в застегнутом до последней пуговицы сюртуке, с глазами, закрытыми стеклами очков, — кажется плоским, раздавленным, распластанным на листе.
Таков Петербург, по мнению Добужинского: скроенный из двух эпох и пейзажей двух типов, застывший в двух измерениях. Вместивший в себя современные здания с множеством глаз-окон и грязные задворки, где ютятся изгои общества.
